Их наполнила музыка.

Ласкающий слух мягкий хор, зазывающий к себе песней сирен.

Их не тащили насильно, не забирали разум, но давали обещание: чего-то большего, чего-то мощного.

Ричард ещё раз огляделся.

Изломанный мир дробился по краям, отрицая небо, отрицая космос — только слоистая темнота, испещрённая золотыми линиями. Эти стены — или что бы их на самом деле не окружало — безумно похожи на чёрную слюду: такие же поблескивающие, хрупкие, покрытые множеством трещин. Как будто бы крупные куски слюды сложили неровными блоками под самыми причудливыми углами, и заперли их внутри.

Будто бы...

— Похоже на снежный шар, — Ричард слегка улыбнулся Эйприл, — только со сломанным стеклом и без снега.

А вместо снеговика внутри — огромный белый собор, уходящими вверх шпилями напоминающий Миланский. Всего лишь напоминающий, даже “собор” не более, чем предположение из-за хора: постройка мало походила на Земную, в ней не угадывалось ничего человеческого.

Если мир вокруг здания ассоциировал со слюдой, то оно само походило на кварц: с отходящими под углами в разные стороны башнями(?), выглядящими одновременно огромными и утончённо вырезанными. Неровная резьба на каждой из граней, переплетённая золотыми линиями, создавала какой-то немыслимый узор — неуловимый ограниченностью человеческого разума.

Любое сравнение казалось слишком грубым, слишком неправильным, слишком далеким от всего, что тут воссоздано.

Нет ни Солнца, ни других звёзд — ни единого источника освещения. Светился только собор — Ричард решил про себя называть его так — белым, каким-то немного переливчатым и мягким светом. Этого хватало, чтобы различать мельчайшие детали. Точнее их отсутствие: кроме собора в этом мире совсем ничего нет. Даже травы, даже дороги: под ногами матовый чёрный камень, абсолютно однородный в какую сторону не иди.

— Ладно, пойдём посмотрим что это. И кто поёт.

Ричард слегка нахмурился: он считал это зданием, потому что именно оттуда до них доносилось пение. Но вдруг это просто камень поёт? Или местный аналог плеера с одной и той же мелодией? После приключений в некоторых из миров, искать логику в происходящем бессмысленно. Стоило просто смириться, что в некоторых мирах случаются вещи, невозможные на Земле. Или возможные, но слишком больные и глупые для землян, но не для местных.

Почему они получили возможность общаться с другими расами только после апокалипсиса?

Почему так поздно? И каким образом эти порталы всё же работают? Быть может, всё происходящее — всего лишь массовый бред. Быть может, их разумы загрузили в какую-нибудь симуляцию. Быть может, все они мертвы, и это — их посмертие.

В таком случае лучше б христианский бог оказался правдой. Он хотя бы весельчак: устраивал потопы, насылал проклятия, уничтожал народы.

Чем ближе они подходили, тем очевиднее становился вход: в самом центре, откуда исходили все лучи, виднелось подобие ворот, очерченных золотом. Ричард немного задержался, пропустив Эйприл вперёд: внимание привлек узор у фундамента(?), чем-то очень напоминающий виноградную лозу.

И почему хор вблизи звучит ровно с такой же силой, как издалека? Словно… пели не где-то, пели в их голове.

Ворота открылись: квадратными фрагментами они утопали друг в друге, расходились в сторону слабой волной из одинаковых сегментов, сливались со стенами по краям. Золотое сияние ослепило на несколько секунд; из него вышли двое.

Они — не люди. Высокие, на две головы выше их, длинные, какие-то… узкие, но изящные. В их несимметричных, покрытых отростками лицах есть что-то рептильное и одновременно благородное в своей одухотворённости. У них тёмно-синяя кожа, местами покрытая вытянутыми, ромбовидными и тускло поблескивающими чешуйками, особенно щедро раскиданных на открытых руках, заканчивающихся когтистыми лапами. Нос — в человеческом представлении — отсутствовал, губы едва угадывались, но вот глаза… Две пары вытянутых, раскосых глаз, полностью чёрных, но вспыхивающих золотистыми бликами — как бесконечный космос.

Одежды напоминали длинные, белые тоги, перевязанные золотистыми нитями. В их лапах почти плоские золотые(?) чаши, оплетённые чем-то черным. В них — тёмно-красная жидкость, пахнущая сладостью, фруктами и летом.

Сияние за их спинами не позволяло разглядеть, что же внутри этого собора.

Они заговорили самым понятным из всех языком — языком жестов. Один из них приглашающе протянул чашу Эйприл, не издавая ни звука.

Существа, кажется, никак не отреагировали на отказ: не двинулись, не опустили чашу, даже не моргнули. То ли не понимали, то ли не хотели понимать — и во второе верилось больше. Или же... запрограммированы только на определённые действия? На роботов не похожи, но это не удивило бы.

Когда Ричард приблизился, второй протянул свою чашу ему в идентичном жесте. Оба существа вообще удивительно, словно под копирку, похожи. И они продолжали молчать, за них говорило пение.

Отказ Эйприл не удивил — любой здравомыслящий человек отказался бы. Ричард себя тоже относил к здравомыслящим.

— Предусмотрительно, — кивнул он Эйприл и взял чашу в руки — неожиданно тяжёлую, оттягивающую руки вниз. Лишь каким-то чудом её удалось не выронить. Алая жидкость выглядела густой, почти как паста; запах усилился — настолько приятный, что мысли о ловушке приходили сами собой.

Ричард выпил не потому, что не понимал опасности.

Он пил не потому, что верил в невинность этих существ.

Если не рисковать, то зачем они вообще приходили в эти миры? Как им познакомиться с новыми расами, новыми социальными взаимодействиями, если не пробовать нового? Всего всё равно не предугадать. Рискуя, ты либо выигрываешь, либо проигрываешь — две банальные вариации развития любых событий. И это успокаивало.

И он точно не адреналиновый наркоман.

На вкус — это лето. Теплое, наполненное запахами и ароматами травы, деревьев, фруктов и ягод. Густой напиток обволакивал горло, стекая к желудку и даря неожиданное ощущение сытости и свежести. Будто арбуза наелся на летней веранде.

Кроме этого ничего словно не поменялось. Почти разочаровывающе.

Существо никак не поменялось в лице, когда Ричард вернул чашу обратно. Лишь сделал плавный шаг в сторону, пропуская к золотому свечению.

Оба существа ни разу не моргнули.

— Пойдём. Не зря же нас портал привёл сюда, — он ухмыльнулся Эйприл и уверенно перешагнул золотую грань.

Он ожидал огромный, соборный зал — из-за пения. Ожидал белого света и вновь непонятных линий — из-за внешней архитектуры.

Он оказался посреди огромного поля насыщенно-жёлтой, чуть светящейся и незнакомой ему травы. А над головой раскинулся бесконечный чёрный космос, наполненный звёздами.

Пение затихло, оставшись снаружи.

Существо не отступило, не пропустило внутрь также легко, как и Ричарда. Смотрело двумя парами чёрных глаз, блестящих от множества бликов.

Изучало? Есть ли хоть что-то живое в них?

А после изящно подняло чашу над вашей головой.

Намерения очевидны. Должно было стать мокро, влажно, неприятно. Напиток выглядел густым, как мёд, и растекался бы также медленно.

Окатило одним только знакомым-незнакомым фруктовым запахом.

Когда существо опустило свои лапы, чаша оказалась пустой. Оно тоже отступило в сторону, пропуская внутрь.

Сейчас это видите как никогда ясно: в изящной пластичности слишком много хрупкости.

Ричард негромко засмеялся, поворачиваясь к Эйприл лицом.

- Рад, что ты не осталась снаружи.

На какую-то долю секунды мелькнула мысль, что Эйприл дальше не пойдёт, вернётся, не став собой рисковать, но, к счастью, опасения не оправдались.

- Кровь, говоришь… - голос стал немного задумчивее. Ричард провёл ладонью по незнакомому растению, собирая острые на вид, но не на ощупь, листья в кулак, буквально сдирая их с тонкого стебля. - И откуда в тебе столько подозрительности? Может, ты и до бункера была ищейкой?

Он поднял ладонь и разжал её, показывая смятые, искалеченные листья, потерявшие всю свою яркость. Стряхнул их на землю, и на коже остались золотистые разводы, состоящие из множества чуть светящихся точек, напоминающих пыльцу. Неприятных ощущений они не приносили, но Ричард на всякий случай вытер ладонь о край куртки, оставив на ней пятно. Интересно, отстирается ли.

Махнув рукой, Ричард направился вперёд через огромное поле, не совсем представляя, где здесь должен заканчивать их путь - и будет ли конец. Вполне возможно здесь есть только это поле и бесконечный космос над головой без единого намёка на облака и туманности.

С другой стороны, для чего тогда вся эта церемониальность?

- Пахло оно не как кровь. Да и на вкус тоже не похоже. Скорее.. на морс, - не самый любимый его напиток, если говорить честно, но лучшего сравнения в голову не пришло. - Хотя цвет, конечно, похожий.

Его не слишком волновало, даже если это чья-то кровь. И даже наоборот… такой поворот оказался бы весьма любопытным. Хотя бы потому, что неясно: кровь это их соплеменников или таких же туристов из других миров? По крайней мере, эти ящеры не выказали никакого удивления, словно люди здесь не впервые.

- В потреблении крови нет ничего плохого, - Ричард вновь посмотрел на Эйприл и улыбнулся краем губ. - В современной кулинарии она используется повсеместно.

Хоть он и не большой любитель, но пробовал не раз, особенно оказываясь в других странах.

- С потреблением крови, в том числе человеческой, связано немало интересных ритуалов. Кровью часть скрепляли союзы или становились кровными братьями - довольно любопытная традиция.

Ричард рассказывал, потому что пока они шли, ничего интересного не происходило - их окружал один только космос. Он рассказывал, потому что делиться такими мыслями с людьми на самом деле интересно. Особенно если это вызывающие интерес подчинённые.

И Ричард замолк, когда услышал.

Звук, едва уловимый в самом начале, нарастал, постепенно становясь сильнее, чище. Это вновь была музыка, но уже не такая торжественная, не такая одухотворённая: играли на флейте, легко и незамысловато. Переглянувшись с Эйприл, он произнёс одними губами “тише”, и двинулся аккуратно вперёд, пытаясь понять, где играют.

Бесконечное поле оставалось всё таким же бесконечно ровным на вид.

А потом они увидели резкий спуск: пологий, с такой же аккуратной травой, он вёл куда-то вниз к темноте, в которой то и дело мелькали снопы золотистых искр, не позволяющих ничего толком разглядеть. А перед спуском сидел ещё один синий ящер в белых одеждах, играя на инструменте, действительно напоминающим флейту, но какую-то выгнутую и слишком тонкую.

Ящер поднял все четыре своих глаза, но игры своей не прекратил, будто чего-то ожидая. Или же не мог остановиться.