[indent]Новость дня: господин Нэш растерян.

[indent]Господин Нэш, всегда отличавшийся этим своим постным лицом каменного истукана с острова Пасхи, нынче выглядит весьма нелепо и несколько блаженно с этими его удивленно вскинутыми бровями, бесцельно лупающими глазами и упертыми в бока кулаками. Господин Нэш привык к тому, что предстающие пред ним миры по-большей части необитаемы или покинуты, прячущиеся за дикими нехожеными зарослями или щерящиеся переломанными клыками заброшенных построек.

[indent]Мир же нынешний — куда его без прикрас выплюнул портал в этот раз — не был ни диким, ни мертвым, ни покинутым. Он был, пожалуй, слишком живым: населенным и даже урбанизированным; и более того, населен он был точно такими же обыкновенно-человеческими мясными существами, как и сам господин Нэш. Но это визуально, во всяком случае, остальное еще только предстояло выяснить.

[indent]Он нажимает на кнопку таймера — ровно пять дней на праздную игру в детектива — и переступает борт каменной чаши фонтана, моментально подхваченный волнами событий.

[indent]В программе вечера: суетливые люди, путаница имен, богемная обстановка, странные оптические явления, фокусы с исчезновением пищеварительного тракта и мертвая женщина.

[indent]Новость дня (все та же): господин Нэш (все еще) растерян.

[indent]Стоит быть честным: господину Нэшу было проще смириться с тем, что второго ассистента Уокера живьем сожрал полуразумный одуванчик, чем с тем, что с ним заговорила симпатичная дамочка с чьим богатым внутренним миром он невольно познакомился пару-другую минут назад. Возможно дело в том, что он был приверженцем стереотипа о том, что потерявшие внутренности люди ведут себя несколько иначе; либо же в том, что будучи трижды женатым он волей-неволей обзавелся несколько предвзятым отношением к женщинам.

[indent]Говоря кратко: к сидящей напротив особе у него исключительного доверия не возникло, а потому правду о своей залетной личности он решил приберечь до более располагающего к откровениям момента.

[indent]Он говорит:

[indent]— Не мог выбрать рубашку.

[indent]Ляпает первое же, что приходит в голову (и почти, к слову, не врет), параллельно пытаясь понять, как вести себя дальше: он понятия не имеет о том, кто такой этот мистер Бёрд и в каких отношениях он состоит с сидящей напротив (не)мертвой женщиной.

[indent]Он говорит:

[indent]— Это просто смешно, конечно, но для чего мы вообще должны были встретиться?

[indent]И смотрит в окно на пролетающие мимо пейзажи, лишь бы наверняка скрыть промелькнувшую в глазах лживость (с его самоубийственной прямолинейностью лукавство никогда не сочеталось, но в нынешних обстоятельствах приходилось юлить и выкручиваться).

[indent]— Да и куда мы, собственно, едем?

[indent]Он все же повернулся к своей спутнице изображая на лице подобие виноватой улыбки.

[indent]— Пару дней назад я довольно крепко приложился головой, знаете ли, и теперь вот чувствую себя, как пришелец из другого мира. Как, кстати, ваше самочувствие Сибилл? А то это “представление” — он показал пальцами кавычки — ...на сцене, знаете ли; я не устаю удивляться.

Отредактировано Vincent Nash (07.05.2021 13:28:19)

[indent]Новость дня: … да-да, все та же, вы не ошиблись.
[indent](ну, вы понимаете, все это уже сейчас было довольно запутанным)
[indent]Во всяком случае Дэвид — этот молчаливый парень сидящий за рулем, которого Винсент даже не сразу замечает — кажется, не собирается вывозить их в какую-нибудь предельно подозрительную лесополосу, чтобы по первому же приказу своей симпатичной (и, очевидно, бесконечно стервозной) хозяйки упокоить его душу на веки вечные под тремя метрами иномирной земли или вроде того. Становится ли Винсенту несколько легче от этой мысли? Ничуть.
[indent]Человечество годами придумывало для таких как он (и ему подобные) правила “первого контакта”, но очевидно только для того, чтобы он просрал все пункты не моргнув и глазом. Отчасти из собственной мнительности; отчасти из того, что он все еще не контролирует ситуацию; отчасти из того, что он ни с чем подобным ни разу не ознакамливался (или просто забыл, это же Винсент, в конце-концов).
[indent]Сибилл Мэйсон от него не в восторге.
[indent](давайте честно — он от себя тоже)
[indent]Сибилл Мэйсон смотрит на него как на приставшее к высокой шпильке дерьмо, пропесочивает его выбор рубашки (стерва), смолит свою сигаретку (не предлагая ему хотя бы из вежливости) и улыбается, как чертова Джоконда кисти да Винчи спрятанная под слоями бронебойного стекла в Лувре. Эдакая тонкая, лишенная эмоций улыбка, наблюдать за которой тошно до невероятного даже ему; как будто она делает великое одолжение; как будто она держит концы всех нитей в своем костистом кулачке.
[indent]Настроение Винсента скачет, как заведенное, и выглядит как синусоида в которой страх сменяется раздражением, а раздражение страхом, и снова, и снова, и снова. Ему нужно заканчивать с этим — женщины чуют все эти мельчайшие перемены в атмосфере и эмоциональном фоне, а он знает, что они знают; нужно быть умнее. Винсент слушает ее с вежливой внимательностью, согласно покачивая головой и продолжая наблюдать за урбаническим пейзажем. Все выглядит знакомо и в то же время иначе, не так, как он помнил: старее, консервативнее, винтажней. Будто он заснул и проснулся в каком-нибудь фильме двадцатых или тридцатых годов.
[indent]Проблема была в том, что он должен был слушать и думать одновременно: первое, чтобы собрать невольно подкидываемые ему крохи информации; второе, чтобы быть хоть сколько-нибудь убедительным. Обычно Винсенту для этого требовалась тишина, желательно абсолютная и одинокая, чтобы ничто не отвлекало его попусту, а отвлекался он неприлично часто, с трудом удерживающий в фокусе больше трех требующих концентрации дел одновременно. Сейчас дел было, конечно, только два, но какие.
[indent]Когда она отреагировала на его слова про сцену, он все же перевел на нее взгляд: сомнение и удивление в них были искренними и неприкрытыми; так же он смотрел на нее, но уже чуть менее выразительно, все то время, что она доносила до него светлую мысль про ответственность и прочее. Примерно на этом моменте Винсент понял, что таинственный-странный-не-умеющий-выбирать-рубашки мистер Бёрд: не то детектив, не то полицейский; вряд ли кто-то станет нанимать полицейского, а вот частного детектива или вроде того вполне возможно. С новыми знаниями становилось самую малость проще, но все еще не совсем.
[indent]— Я видел вас, можно сказать только что. Красный дым, падение. Такая суета поднялась, я даже не помню, как оказался на площади.
[indent]Сибилл Мэйсон (все еще) от него не в восторге.
[indent](давайте еще честнее — он от нее тоже, но что поделать)
[indent]Винсент прокашлялся, стараясь придать себе более собранный вид (смешное зрелище). Вопрос вроде: “какого черта я вообще во все это полез?” кружил где-то на периферии сознания, не терзая, но здорово действуя на и без того напряженные нервы.
[indent]— Я был в… некоем заведении. Недавно. Думаю, вы не удивитесь, если я скажу, что не помню названия. Хотя... быть может я просто хочу услышать его именно из ваших уст?
[indent]Винсент усмехнулся (что-что, а это он умел в совершенстве) облокотившись на выступ дверной ручки. Пускай дамочка думает, что он опять сходит с ума, применяет нестандартные методы дедукции или может просто безвкусно подкатывает к ней — все лучше, чем она начнет думать о чем-то совсем уж подозрительном. Она сама сказала, что не знает толком мистера Бёрда (что вообще за странная фамилия?), а его репутация “странного человека” сыграет ему только на руку понравится ли это настоящему мистеру Бёрду или нет (если он вообще жив).
[indent]Виктор описал ей место где был: фонтан, запах розовой воды, суетливого официанта, зал, богемное общество внутри, сцену, занавес, какие-то мелкие, но важные детали, которые могли помочь с идентификацией. Если она бывала там, то наверняка вспомнит.
[indent]— Вы ведь выступали там? Часто ли? А что до вашего вопроса ранее — возможно всякое, Сибилл; есть такое выражение: “дьявол кроется в деталях”, сейчас оно подходит нашей ситуации как нельзя кстати. Будьте так добры, расскажите мне про последнее ваше выступление, и чем детальнее — тем лучше.
[indent]Винсент почувствовал себя свободнее и более открыто, более дерзко, словно проснулось в нем что-то от Агаты Кристи, Конан Дойля и “C.S.I.: Место преступления”. Его вторая жена работала в департаменте полиции Далласа, она часто брала работу на дом и настолько горела своим делом, что частенько становилась “душной”; Винсент сейчас почти жалел о том, что не слушал ее более внимательно в свое время, но кое-что он все-таки запомнил: такое себе преимущество, но все же — раз он влез в это, надо было как-то выкручиваться.

Отредактировано Vincent Nash (10.05.2021 02:51:01)

[indent]Законы логики и порядка здесь, судя по всему, работают с искажением: чем больше вопросов он задает, тем меньше понимает. Если это и может вызвать смех, то разве что нервный и звучащий исключительно на переферии сознания (Винсента раздражает не понимать). Недоверие Сибилл, которое он наблюдает с того самого момента, как очутился в машине, начинает мало по малу перетекать в сомнение и опасливость, и это дурной знак.
[indent][indent] Винсент понимает: пора заканчивать.
[indent][indent] Винсент думает: недостаточно исходных данных.
[indent] То, что изначально он принял за кратковременное помутнение рассудка, тепепь — с проявившейся информацией — больше напоминает не то некую мистификацию, не то эзотерический бред про обмен разумом, подселенцев и прочую фольклорную нечисть. И все же Винсент чувствует еще кое-что: какой бы чушью все это не представлялось в этом все же была своя глубина; такая же мутная, такая же темная, такая же кишащая жуткими тварями-тайнами.
[indent] Этот мир: океан мрака; а у него ни очков, ни ласт, ни кислорода.
[indent] Винсент щелкает креплениями дипломата, доставая блокнот и ручку. Слишком много информации, которую необходимо учесть. Он пишет коротко и тезисно, выписывая для себя основные наименования и слова, которые представляются наиболее важными. Если этот мир так похож на их, то где-то должна быть библиотека, а там: выпуски местных газет, в которых можно найти если не ответы, но хотя бы подсказки.
[indent] И все же их беседа еще не окончена.
[indent] — Вы можете верить мне, Сибилл, я не лгу, — он мельком посмотрел на нее исподлобья, пресным взглядом скользнув по ладной фигурке. — В конце концов, вы не можете отрицать, что ложь была бы невыгодна для меня. Точнее можете, конечно, вы самостоятельная девушка, но ложь мне все же невыгодно де-факто.
[indent] Винсент раз и другой ударил карандашом о исписанную узким, острым почерком бумагу. Стоило ему выслушать рассказ об инциденте в "Калигуле" (говорящее название), как в разуме на мгновение словно провернулас ржавая шестерня. Он бездумно прикусил кончик карандаша, задумчиво вперившись невидящим взглядом в крепко сцепленные девичьи руки. Что-то в ее словах вызывает в нем дискомфортное ощущение сродни deja vu.
[indent]Понять бы еще почему.
[indent] Он вспоминает человека из своего воспоминания (или нет?). Он не может вспомнить ни лица, ни имени, но хорошо помнит ощущение пристального, оценивающего взгляда на коже, и то, как тот все оборачивался и смотрел ему в глаза потерянным псом, ведущий его к определенному (и явно не дешевому) месту — может все это случайность и все же, кто знает. Все может оказаться важным.
[indent] Винсенту интересно одно: это будущее, прошлое, день сурка или бред его агнизирующего мозга?
[indent] Слишком реальное видение, слишком насыщенное, малоподобное мистичекому ясновидению. Что-то тут было не так, но Винсент все еще не понимает что именно (на самом деле не так было абсолютно все, если уж так посудить). Да и был ли он в том воспоминании самим собой или нет? Или может он все слишком усложняет ища в глубине то, что плавает на поверхности.
[indent] — Они потребовали присутствия комиссара, а когда он прибыл – прикончили себя? Занимательно. — Винсент приподнял бровь, вновь шурша карандашом по бумаге. В своем "воспоминании" он ничего подобного не помнит, но, быть может, он видел не все. — И как же отреагировал комиссар на это непотребство?
[indent]Винсент задумался, слушая ответ и продолжая постукивать по бумаге, чтобы чуть погодя вновь начать задавать вопросы: один, но наиболее (как ему кажется) важный.
[indent]— Я понимаю, что эта тема может быть неприятна вам, Сибилл, но все же. Расскажите мне о культе ангелов. И не стоит хмурить брови — вы очаровательны в любой эпостаси, но от этого, говорят, появляются морщины. Я, поймите, хочу услышать Вас и ваше мнение, а не пересуды и криминальные сводки.
[indent]О том, что он может просто сбежать обратно Винсент, несомненно, тоже задумался сразу же, но это дело зацепило его и спровоцировало, а эта женщина, пускай и была стервой, но все же по-своему притягательной.

[indent] Мариса была без ума от той огромной пробковой доски, которую он заказал для нее на "Амазон" с доставкой до самого порога и установкой специалистами. Мариса решила выставить ее на самое видное место и исправно украшала газетными вырезками, гирляндами алых нитей и фотографиями покойников. Винсент хорошо помнит все это и сейчас: то, как он пьет дерьмовый растворимый кофе и рассматривает обезображенные тела пока Мариса собирается на работу напевая под нос что-то из репертуара Тейлор Свифт.
[indent] На самом деле, он уже не так хорошо помнит Марису, но все еще хорошо помнит эту ее доску, словно выплывшую из клишированных детективов восьмидесятых.
[indent] Он бы не отказался сейчас от той самой доски, хотя бы потому, что даже своим острым и достаточно компактным почерком исписал большую часть разворота, но при всем этом все еще не был способен сделать хоть какое-нибудь заключение. Честно говоря, он не понимал даже того, какого вообще черта заинтересовался этим. Все эти следственно-детективные штучки едва ли имели к нему хоть какое-нибудь отношение.
[indent] И все же: он все еще здесь и все еще пытается хоть что-то понять.
[indent] Предложенной сигарете он радуется, как манне небесной, скрывая дюжий энтузиазм за деланно-спокойным кивком головы. Курить хочется ужасающе. И пока Сибилл говорит — о комиссаре, о культе, об ангелах — он почти заставляет себя слушать, чтобы не упускать детали, которых, признаться честно, (все еще) совершенно не понимает.
[indent] Его почти раздражает ирония всей этой ситуации: он знает многое, но по факту все еще не понимает ровным счетом ничего.
[indent] Этот странный мир будто насмехается над ним.
[indent] Винсент кивает.
[indent] Винсент говорит:
[indent] — Да, пожалуйста. Уверен, эта беседа будет мне крайне полезна.
[indent] И курит в блаженном молчании целую минуту, прежде чем подавиться, поперхнувшись ставшим поперек горла дымом, когда слова дивной спутницы вдруг доходят до него во всей своей полноте.
[indent] Винсент отмахивается от дымного клубка перед лицом и вперивается в Сибилл почти трогательно прослезившимися (исключительно из-за кашля) глазами.
[indent] Он говорит:
[indent] — "Готовиться"? Вы шутите? Я же вроде сказал, что там вас ждет достаточно неприятная смерть, Сибилл, и только. Неужто вы... тц-ц, Дьявол!
[indent] Винсент шипит, когда оброненный сигаретный уголек прижигает его бедро, прогрызши брючину. Он вздрагивает и выглядит должно быть раздражающе-комично, и ото всех этих дерганий его принадлежности — блокнот и карандаш — валятся куда-то на пол, меж их ног. Винсент раздраженно выкидывает окурок в приоткрытое окно и наклоняется. Когда он тянется к блокноту, то случайно задевает аккуратную девичью лодыжку: изящную, тонкую и теплую ("это пока что" — думает он).
[indent] Его почти смешит то, как она молниеносно подбирается, окатывая его прохладным взглядом сверху вниз.
[indent] Винсент мог бы извинится.
[indent] Он мог бы полебезить.
[indent] Мог бы свести все в шутку.
[indent] Он не делает ничего из этого. Просто не хочет.
[indent] Вместо этого он пристально всматривается в темноту ее глаз, и говорит вдруг:
[indent] — Вы сумасшедшая, Сибилл. И я, судя по всему, тоже, раз решился помогать вам.
[indent] И хмыкает, дергая уголки губ в тени беззлобной насмешки. И фраза эта его тоже не звучит как оскорбление или упрек. Он смотрит на нее еще полсекунды, а потом встряхиыает вдруг головой и выпрямляется, укладывая чертов блокнот справа от себя.

[indent]Винсент хочет спросить: “а это еще что за клоун?”, но вовремя осекает себя, вовремя осознав, что представится еще более подозрительным, чем уже есть; гражданин страны — а он все же полагал, что Бёрд был из местных — не знающих самых ярких представителей правящей верхушки, это либо городской сумасшедший сидящий затворником дома в шапочке из фольги, либо очень хреновый разведчик соседнего государства, либо какой-то безымянный засланец из параллельной вселенной. Все категории одновременно ему подходили и вместе с тем не подходили совершенно.
[indent]Винсент просто хотел прогуляться и развеяться, а не решать очередные загадки масонского общества и иже с ними, но что есть, то есть.
[indent]Задавать вопросы относительно Гудмана он не стал, чтобы не привлекать внимания Сибилл к своей неосведомленности в этом вопросе — лишь важно покачал головой и перелистнув страницу сделал очередную заметку для дальнейшего ознакомления. Информации для того самого ознакомления у него за непродолжительное время их беседы скопилось уже столько, что он опасался не успеть разобрать всю ее до катастрофического происшествия нынешнего вечера. Винсент почему-то совершенно не сомневался в том, что покушение, которое он ранее видел в своем не то бреду, не то видении, обязательно произойдет.
[indent]Он говорит:
[indent]— Тогда, получается, что мы имеем замкнутый круг. Уроборос, если хотите, где два змея пожирают друг друга. У нас есть вероятность смерти неподтвержденная и вероятность смерти теоретическая. Неужели вы совсем никак не можете умаслить Гудмана или отложить выступление? Оно приурочено к какому-то важному для него событию?
[indent]Его попытки быть рациональным — и он это отчетливо понимает — просто смешны. Он хочет одновременно не изменять своему упертому стремлению едва ли не буквально прогрызать путь к самой сути поставленной задачи, и вместе с тем хочет быть обходительным с этой неординарной (и крайне испуганной где-то внутри) женщиной, которая менее чем за полчаса вызвала в нем, кажется, все возможные оттенки эмоционального спектра. Пожалуй, разговоры о смерти сейчас стоит отложить в самый дальний ящик, чтобы не нагнетать обстановку еще сильнее.
[indent]Он все также постукивает карандашом по пока еще чистым листам блокнота и вновь откладывает его в сторону, сцепляя пальцы на колене и смотрит на Сибилл более мягко, без этой соколиной остроты алчущего знаний и деталей взгляда.
[indent]Он говорит:
[indent]— Оставим теории, пожалуй. Имя Хендрикса кажется мне смутно знакомым, — столь катастрофического количества лжи за короткий промежуток времени достаточно, чтобы он вновь солгал (пускай и в мелочах) не моргнув и глазом. — Раз уж нам предстоит диалог с этим человеком, то мне бы хотелось знать, чего ожидать. Может мне стоит быть в чем-то осведомленным — какие-нибудь мелочи или детали — чтобы не смутить его или себя? Как вы уже, думаю, поняли это не очень меня стесняет, но узнавать информацию проще, когда человек расположен к тебе дружелюбно.

[indent]Положение дел оставалось неизменно прежним: Сибилл без видимого удовольствия скармливала ему крохотные детали несоразмерно большого пазла, все из которых он тщательно запоминал, собирал и документировал, чтобы немногим позже попытаться понять какие из них действительно важны, а какие не стоят ни минуты внимания; и это не считая того, что некоторые из этих деталей еще придется подвергнуть тщательному анализу на вопрос той самой важности. Факт этот, конечно, был очевиден еще с самого начала, но во всех красках Винсент-Бёрд осознал его только сейчас — попавший в его руки клубок событий очевидно был запутан самим Дьяволом.

[indent]Судя по истории танцовщицы Ланж ему стоило бы присмотреться к Гудману более тщательно: тот либо мог оказаться потенциальным членом культа Ангелов (или по каким-то причинам идиотом, желающим примкнуть к этой около-религиозной ОПГ), либо же быть вполне типичным представителем человечества, который поддался тлетворному сочетанию денег, власти и влиятельности — каждое звено было недобрым само по себе, а уж в едином сочетании подобное могло любого свести с ума и сделать маниакальным психом, безнаказанно разгуливающим под светом солнца. В целом вывод был прост и однозначен: Гудман — это не тот человек в чьи дела позволено лезть безнаказанно (если ты еще сможешь в них залезть).

[indent]Пока что Винсент не исключал из списков подозреваемых никого: ни Гудмана, ни дерганного официанта, которого видел с утра, ни странно-невозмутимого комиссара Ратчетса, ни даже столь любезного, сидящего за рулем Дэвида. В конце концов, однажды убийцей оказался дворецкий, который, знаете ли, тоже был самым услужливым человеком в особняке и больше многих был приближен к хозяевам и их гостям соответственно. Помимо прочего, Мариса всегда говорила, что в случае ситуации “код 10-187” (он же: “убийство”) полиция первее всего ищет подозреваемых среди родственников, близких, друзей и всех кто был максимально приближен к жертве.

[indent]В любом случае, все эти рассуждения, сколь бы логичны они ни были, ясности в картину не привносили, лишь множа и без того великий сонм вопросов.

[indent]Никакой внутренней тревоги Винсент по прибытии не ощутил, возможно потому, что его интуиция была не столь тонкой, а возможно потому, что то самое беспокойство и тревога не оставляли его ни на минуту с того самого момента, как он увидел не-живописную реальность “богатого внутреннего мира” своей пока что еще живой собеседницы на сцене “Полуночи”. Как бы там ни было: когда дверь открылась он мгновенно онемел от осознания увиденного, выдохнув лишь хриплое и потрясенное “Иисусе”, чтобы в следующий момент взять обмершую Сибилл за плечи и насильно отвести подальше от двери кабинета.

[indent]По всем правилам хорошего тона (если в таких ситуациях подобное вообще было уместно) он должен был спуститься вместе с ней вниз к машине, объясниться с Дэвидом и вернуться, но надрывно и настойчиво звонящий телефон не давал покоя; к тому же, как законопослушный гражданин он первым делом должен был сообщить обо всем в соответствующую инстанцию. Впрочем, другой стороной разума он понимал, что стоит оставить для себя небольшой промежуток времени, чтобы осмотреться без лишних глаз, сколь бы омерзительной эта затея ему не казалась. Если к делу приложили руки те самые Ангелы о которых было произнесено столько дрожащих слов, то он наверняка сможет найти какие-то подсказки для подтверждения своих подозрений.

[indent]Винсент говорит:

[indent]— Сибилл, останьтесь здесь и никуда не уходите без меня. Вы меня поняли? Это может быть опасным.

[indent]Он усаживает ее на стул секретарши в приемной, а сам возвращается в кабинет, прикрывая дверь и оставляя лишь небольшой зазор, чтобы слышать, что происходит позади. Трубку все еще надрывающегося телефона он накрывает выдернутым из кармана брюк платком и подносит к уху, держа, впрочем, в небольшом отдалении от онного: достаточно близко, чтобы слышать, но достаточно далеко, чтобы случайно не наследить. Он не произносит ни единого приветственного слова и единственное, что его должно быть выдает это дыхание и, возможно, звук учащенного сердцебиения.

[indent]Попутно, борясь с настойчиво подкатывающей к горлу тошнотой (он еще никогда не был столь рад отсутствию еды в желудке), Винсент скашивает глаза на теперь уже покойного Хендрикса, ища на его теле трупные пятна, степень бледности и закостенелости тела — грубые, но все еще действенные параметры для того, чтобы понять, как давно наступила смерть. Возможно, он был убит несколько дней назад, а может — и это пугало сильнее прочего — в течении последнего часа. В любом случае, ему еще предстоит осмотреть кабинет — в том числе ящики стола и шкафов, а может и простучать стены — чтобы добыть хоть какую-нибудь информацию; судя по словам Сибилл и той мрачной атмосферы в коей она прибывала по пути сюда, этот человек явно должен был уметь хранить и прятать свои тайны.

[indent] Винсент устает — это факт.

[indent] Ни его натура, ни род деятельности, ни даже некогда многочисленные хобби не подразумевали под собой подобных нагрузок, хотя точнее будет сказать: "подобного рода нагрузок". Несомненно, живопись — как одно из его увлечений — в каком-то смысле требовала концентрации, но то была приятная сосредоточеннось на деталях, подстегиваемая некоей педантичностью и желанием сделать лучше, чем было. Сейчас же, по пояс стоя в неизвестных водах неизвестного болота, он чувствует лишь усталость из рода той, когда твои зубы сжимаются до скрипа и ты отчетливо понимаешь: либо ты сорвешься и бросишь все, либо приложишь волю и сделаешь еще шаг (но не факт, что он будет последним).

[indent] Винсент где-то в недрах своего существа стоит на развилке, тропы которой в сущности не отличаются ничем: обе они мерзки, обе тернисты, обе ему неприятны. Он смотрит на эти метафорические тропы-пути (чувствует их своей кожей и ощущает дрожью, влажно облизывающей позвоночник) и приходит к единственно верному пока что выбору:

[indent] Винсент не делает ничего.
[indent] Винсент плывет по течению.
[indent] Винсенту интересно куда это приведет.

[indent] Пока только-только поднятая телефонная трубка холодно молчит ему в ухо, он малодушно думает о том, что совершенно точно не отказался бы от хотя бы получаса времени которое он провел бы в тишине: что-то вроде библиотеки, что-то вроде джаз-клуба, что-то вроде этих закусочных "для своих" которые хитро прячутся в закоулках переферийных спальных районов, в которых на чужаков смотрят подозрительно и скептично. Винсент невольно цепляется за эту мысль: он вспоминает эпизод из своего детства, вспоминает дайнер неподалеку от арендованного родителями загородного домишко и сладко-специфичный привкус жирного печеного пирога, которым их угощала сердобольная хозяюшка Полли. Он почти забывается в этой волне воспоминаний,

[indent] но трубка сжимаемая его рукой обретает голос.

[indent] Винсента неприятно дергает в плечах и сначала он не понимает почему, а потом вдруг осознает и безжизненность говрящего с ним голоса, и то как этот голос его назвал. Винсент, да — это его имя, но не в этом мире; откуда тогда он (она? оно? это?) знает? Все это становится настолько жутким, что начинает напоминать один из этих сюрреалистичных психологических арт-хаусов, которые он никогда не любил, в своем прямолинейном рационализме неспособный понять всей глубины намека и замыслов режиссёра.

[indent] Впрочем, его оцепенелость дала и плоды, не позволив сходу бросить необдуманный вопрос в духе "кто это?" (впрочем, и это было ему интересно до безумия), кто знает, может у загадочного голоса С-Той-Стороны есть определенный лимит вопросов. Винсент не знает, и что самое неприятное — не понимает (все еще практически ничего); но голос смолкает, а коротких гудков так и не раздается, так что, вероятно, от него чего-то ждут. Или не от него? Он невольно оборачивается к узкой полосе света оставленной приоткрытой двери, услышав шум, но видит лишь бледные руки и тонкие пальцы, зарывшиеся в иссинюю смоль волос. Стоит ли ему беспокоить ее, и без того пребывающую в столь шатком душевном состоянии?

[indent] Винсент говорит:

[indent] — Удивительная точность.

[indent] И его голос едва надламывается, похрипывая от молчания и застоявшегося напряжения, но эта фраза звучит неприлично ядовито.

[indent] Он говорит:

[indent] — Что вам нужно?

[indent] Вряд ли вопрос "кто вы", даже если ему вдруг дадут на него ответ, чем-то ему поможет (скорее всего, он так же ничего не поймет); понимание причинно-следственной связи в его нынешнем положении тоже кажется мало результатным, но почему-то прямо сейчас предстает куда более важным.