[indent]У Луки на завтрак вместо овсянки - унылая, смазанная в запотевшей поверхности зеркала морда, вместо добродушной улыбки - еле поддевающая уголки губ усмешка, вместо широкой спины - ссутулившиеся плечи и кривизна разделенного на косточки позвоночника. Ему все еще приходится держать правильное лицо перед пациентами, чтобы быть не таким, как остальные; раскрытые ладони дрожат лишь номинально и участливо прячутся в карманах белого халата. Выдают себя лишь на перекуре, куда Дименштейн сбегает практически после каждого последующего приема. Скоро в бункере не останется ни сигарет, ни еды, ни воздуха - все пространство вокруг заполнит паника и отчаяние, лишь столпы руководства останутся незыблемо спокойными, диктующими правила и ежедневный распорядок, словно их регламентированная речь может чем-то помочь безумцам. Лука и рад бы считать себя таким же столпом, вот только персональное безумие шепчет в уши сатанинские мотивы, а по сухим, высеченным на руках сухожилиям ползают черви и тараканы. Дименштейн привык, адаптировался за месяц с небольшим, пусть и справляться с каждым днем становится все сложнее. Теперь это его бесконечная реальность, в которой нет ни счета времени, ни смены дня и ночи, и иссиня-черного неба с россыпью звезд. Остается лишь влезать внимательными пальцами в чужие внутренности и выводить идеально ровные стежки по периметру заплаток, накладывая одну на другую, в попытке помочь кому-то третьему, пятому, десятому - имена, диагнозы и наблюдения заполняют собой добрую часть записной книжки, принесенной из нормального мира. А мог бы наспех взять из дома что-то более полезное, все равно в его стартед пак выживающего заботливая администрация ворохом ссыпала брендированную логотипом «Тейай технолоджи» канцелярию. Лука выбрасывает добродетель в мусорную корзину в первый же вечер и с облегчением с головой зарывается в одеяло, будучи единственным жителем тесной комнаты на троих. Хотя бы эту привилегию он выбил себе потом и кровью, расплываясь в слащавой улыбке перед распределяющими, ведь «только я и доктор Харт на данный момент лучше всего осведомлены о действительном положении вещей. Нам нужно быть сосредоточенными двадцать четыре часа в сутки, и соседи по палате этому не способствуют». Дименштейн знает, насколько Френк до сих пор не в восторге от идеи выписать молодому и внешне здоровому терапевту отдельное пристанище, когда каждый угол здесь идет под отчет, но все равно гордится своим дипломом и хьюстонской практикой, позволившей заиметь преимущество.

[indent]Луке нравится собственное персональное одиночество хотя бы по той простой причине, что с таким спутником ему не нужно притворяться. Вечерние приступы сатанинского кашля усиливаются с каждым днем, а утренние круги под глазами, заработанные на бессоннице, все больше походят на картофельные мешки, в которых можно прятать амфетаминовую ломку. Достал бы кто-то с наружности героин, то не пришлось бы даже прятать язвенные кратеры под рукавами халата, да только с такими наркотиками пока никто дружить не хочет - слишком велика вероятность отдать голову на отсечение Картеру. Дименштейн фыркает и думает о том, что если бы сам имел привычку опускать ботинки в портальную воду, то давным-давно нашел применение всем одноразовым шприцам, хранящимся на складе, да только кишка его сейчас тонка так же, как тонки натянутые стрункой нервы. Ладно, рано или поздно он найдет решение проблемы. В конце концов, далеко не все попавшие в бункер молитвенные святоши, кланяющиеся в ноги жрецам. И диллеры пауками пустят по коридорам свои сети.

[indent]Из смазанных сонной негой мыслей его выдирает уверенный стук в дверь; Лука даже дергается инстинктивно на первом ударе, потому что его нервозность за недели в изоляции уже обострилась до предела. Открывать не спешит. Надеется, что это надоедливые свидетели Иеговы с их божьим домостроительством, но здравый смысл упрямо бьет тревогу, потому что нет в бункере сейчас религиозных фанатиков. Пока. В любом случае игнорирование проблемы сейчас видится Дименштейну единственно верным решением, поэтому он пытается закрыть уши накрахмаленной подушкой - выходит, очевидно, хуево, потому что стук не прекращается и от него сразу начинают ныть беспокойные виски. Он рывком встает с койки, натягивая ворот черной водолазки практически до подбородка, пытается таким же образом натянуть на рот дружелюбную улыбку, но чертыхается, потому что не спал добрые двадцать часов, от того и на радость не способен от слова совсем. Да и похер, не все же ему постоянно излучать позитив, в самом деле. Открывает дверь комнаты одним движением и застывает на пороге с крайне недоумевающим выражением лица. Вопрос «какого хрена?» повисает в воздухе где-то между его носом и сжатой в кулак ладонью напротив, которая удивительно подходит по возможности удара к квадратной дименштейновской скуле.

[indent]- Я прошу прощения?... - сама вежливость звучит скорее как ледяная сталь ножа, воткнутого в чужой живот, но фигуре, кажется, насрать на потенциальный разрыв селезенки, потому что в комнату она заходит совсем по-свойски, не разменивая стыдливый взгляд. - Ты не ошибся палатой? Это двести семидесятая, двести семьдесят первая по коридору налево, - у Луки болезненно сводит нижнюю челюсть, а в глазах даже слегка рябит от чужой наглости. «Какие нахер соседи? Френк совсем ебанулся что ли?».

[indent]- Нет, серьезно, чувак. Сюда никого не подселяют, - Дименштейн щурится, застывая восковой фигурой на своем пороге и внезапно цепляется взглядом за нагрудный карман бритоголового амбала, откуда торчит ключ с лаконичным номером «270». Значит ошибки быть не может, каждая пластиковая карточка здесь под учет, а за ее потерю - ссылка внаружность без возможности амнистии. Проще пришить ее к руке, чем проебать. - Ой вей, - осознание неизбежного накрывает его с головой снежной лавиной и Лука вздыхает, опуская голову и отсутствующе рассматривая свои раскрытые ладони. Вот как Френк решил его потроллить, подав ледяную месть аж через месяц. Интересное кино.

[indent]- Сосед, значит… Тебе охуенно не повезло, - практически шипит, собирая в кулак последние силы, чтобы демонстративно громко захлопнуть металлическую дверь и доползти на ватных ногах до своей нижней койки. Садится на край и впивается изучающим взглядом в соседа. Это реально, блядь, какая-то шутка. Огромный амбал-убийца, который еле пролезает в дверной проем из-за ширины своих плеч - Лука думает о том, что этот чувак очень похож на Олега, только темнокожий и с лицом чуть более дружелюбным. Вот только от этого становится еще более жутко. - Лука Дименштейн, врач-психотерапевт, - руку не пожимает принципиально, занимает пальцы бутылкой воды с тумбы. - Не хочу показаться грубым, но в наших с тобой общих интересах взаимодействовать как можно меньше. Хотя бы до момента, пока я не выясню, какого хрена тебя направили именно сюда.

[indent]Лука коротко выдыхает, пытаясь подобрать еще более гадостные слова, но внезапно для себя периферийным зрением замечает какое-то копошение слева от Джо. Через силу отводит от соседа взгляд и замечает совершенно равнодушно сидящего на кафельном полу звереныша, которому в комнате, очевидно, уже очень нравится.

[indent]- Это что, кот? - последней вменяемости хватает лишь на то, чтобы охнуть.

Отредактировано Luka Dimenstein (09.08.2021 23:35:38)

[indent]Очевидно, какая-то шутка. Первая в топе десяти пранков, вышедший из-под контроля. Лука даже может представить больной фантазией искривляющиеся в ухмылке лица Френка с Ричардом прямо сейчас; сложно только определить, кому именно принадлежит фраза «Хорошо мы наебали его, правда? Дали липовую надежду бесконечно тусоваться в одиночестве» - слова удивительно складно ложатся в грязные рты обоих. Если до сегодняшнего дня Дименштейн подсознательно пытался проникнуться состраданием к бункерной администрации (даже его отчеты в последнюю неделю стали заметно наполненными, приветливо живыми), то теперь ублюдская реальность окончательно откатывает назад. Десять баллов из десяти, Картер. Идеальное преступление, Томпсон.
[indent]Зыбкая структура выверенного до косточек мира идет трещинами, привычный распорядок дня катится в пизду адской колесницей. Сама фигура Джо в этой аскетичной обители выглядит как магомедова гора, которая пришла вопреки и встала в центре комнаты с лаконичным «теперь я тут хозяин, распишитесь, пожалуйста, внизу пользовательского соглашения». Идеально ровная полоса выбритых волос на лбу и такая же по линейке отмерянная борода вокруг широкого рта, тяжелый взгляд, под которым хочется съежиться в точку на отрезке координат - смешайте это с угольно-черным цветом кожи, добавьте резные мускулы, выточенные десятилетиями в зале, и получите идеальный коктейль, который может и рыбку съесть, и в морду прописать. Отлично. Восхитительно. Дименштейн снова и снова откидывает оценивающим взглядом широкие руки и задерживается дольше положенного на сбитых ладонях, прикидывая в голове, сколько времени потенциально сможет держать удар. Возможно, вынесет один под дых, еще один болезненно пропустит куда-то в грудь, но третий, к сожалению, не переживет. Расстановка фигур в партии откровенно не радует, поэтому на смену шипящему негодованию приходит хладнокровное отрицание - пусть хоть розочкой вывернется, провоцируя конфликт, но психотерапевтическую вежливость Луки не сломает до последнего.
[indent]- Потому что я так решил, - отрезает - ни к чему этому киборгу-убийце знать про в помойку выброшенные договоренности с Картером; нашивка ни то красного креста, ни то службы спасения на чужой куртке выразительно намекает, что Джо нашел себе занятость в службе безопасности. Как будто с его комплекцией могло быть иначе.
[indent]- Серьезно? Серый? - Лука даже обескуражен настолько священной простотой в выборе имени для животного. А как же драматичность апокалипсиса, где всякого оставшегося в живых жизненно необходимо обозвать библейским именем? Азазель - падший ангел; Самсон - герой-мститель; Исав - зверолов; вариаций масса и каждая краше другой. Лука рассуждениям своим естественно усмехается - «Как владелец самого библейского имени в мире, имею право выебываться», - но вслух все же ничего не говорит и лишь хмурится до складки между бровей, пока пытается выбрать тактику дальнейших действий. Что теперь? Закатить показательную истерику не вариант, можно естественно получить по зубам за дерзость, да и не в характере Дименштейна демонстративно указывать рукой на выход, в противном случае делал бы так всегда с особо буйными пациентами. Можно уйти в гипертрофированный игнор, вытравив соседа тоталитарным режимом «подъем в пять, отбой в одиннадцать», но что-то внутри подсказывает Луке, что Джо вполне себе спокойно свыкнется с любыми правилами игры, подстроится и без проблем адаптируется. Все-таки слишком у него добродушное лицо, и даже скорченная от отвращения гримаса соседа не способна испортить настроение. Удивительная контактность.
[indent]Дименштейн не находит для себя ничего более правильного, кроме как присесть на корточки и осторожно протянуть ладонь к морде Серого - слишком давно не видел нормальных животных, а здесь, в бункере, вообще впервые с ними сталкивается, от того рука какая-то дерганная в движении. Серого, кажется, это не смущает, потому что в пальцы он тычется крайне охотно, даже пытается что-то мурлыкнуть, но получается не очень убедительно. Лука отрешенно проводит рукой по шерстяному загривку вдоль спины. Потом снова. И снова. Взаимодействие с таким живым существом… Успокаивает. Крошечная золотая нить доверия мостом из веток прокладывается между двумя берегами - ледяной пустыней и магомедовой горой. Которая, кстати, все еще не думает выметаться из комнаты.
[indent]- И он… Тоже сюда сослан? - Лука повторяет очевидное как сломанная пластинка, словно ищет какие-то дополнительные подтверждения своим самым отчаянным опасением. Будто убедиться сможет только когда сам Протектор скажет в лоб «Да, теперь ты живешь с моей подосланной собакой и его персональным котом. Ебись с этим как хочешь». Ебаться, очевидно, придется. Не о тех отношениях он все-таки мечтал, но выбора нет.
[indent]- Ладно, допустим, - нехотя отводит руку от мягкой шерсти, встает на ноги и делает два шага назад, садясь на край своей кровати прямо напротив удобно устроившегося Джо. Серый мгновенно оказывается на острых дименштейновских коленях, будто признав своего за пару приветственных движений. - Добро пожаловать в палату и все такое, - смешок царапает кадык. - Я все еще не понимаю, какого хрена Картер решил подсунуть мне соседа, но с тобой, очевидно, шутки плохи, поэтому давай попробуем заново. Лука, - осторожным зверем тянет раскрытую ладонь навстречу и сталкивается взглядом с до сих пор приветливо учтивым Джо. Замечает в черных глазах напротив что-то отдаленно себе близкое, но пока идентифицировать не может, поэтому верхний слой напускной холодности тает довольно медленно. - Не знаю, рассказывали ли тебе про меня. Я здесь подмастере местного мозгоправа Эрнеста Харта, который сам головой тронулся давно… Как и большинство выживших. Веду терапевтические приемы в административном блоке 1D, заведую и инвентаризую склад медикаментов, которые у нас остались. Отпускаю парацетамол без рецепта только друзьям.
[indent]Шутка получается угловато кривой, но в текущей ситуации Лука даже не пытается в остроумие. Все равно над ним сейчас издеваются намного более карикатурно.

[indent]- Ты ему нравишься, - из уст этой машины для убийств слова звучат как приговор, и Лука неопределенно дергает плечами, пока пытается разложить по косточкам брошенную вскользь фразу. Он представляет, с какой напускной вежливостью Джо общается с другими сотрудниками службы безопасности: «Конечно, я отдам свою последнюю рубаху, если у вас не осталось целой одежды», «Кофе? С радостью, пойду принесу стакан тебе, тебе и еще вот этому парню», «Вдохните и выдохните, вот так, правильно, глубо-о-око… Познайте гармонию с миром и с собой». Этакий темнокожий кинолог, которого в бункер пригласили исключительно для дрессировки стаи бешеных собак, потому что он простой как два пальца и стабильный настолько, насколько вообще такими бывают люди. Дименштейн разглядывает проступающие мимические морщины на бодром лице, считывает эмоцию и пытается нащупать в широкой душе намеки на посттравматическое или хотя бы тревожное. Удивительно, но не находит. От того сам выглядит совсем гротескно на фоне транспаранта с надписью «Я нор-р-р-рмальный», ведь в сравнении он - стянутая в спираль металлическая пружина, которой два шага от делирия осталось. Прячется под маской еще держащегося специалиста, который всю жизнь в психотерапию бросил, а в итоге сломался при первом же мировом пиздеце. Под его халатом прячется разваливающееся на куски тело, в лицевых мышцах мелькают невротические тики, а узловатые пальцы даже кота гладят с особенной осторожностью, словно одно неосторожное движение - и Серый вцепится когтями в его резкую скулу.
[indent]Короче, картина интересная такая. Вроде бы специалист с отточенными реакциями, а уже под взглядом и праздным радушием Джо Лука автоматически превращается в маньяка-социопата с извращенными фетишами в анамнезе. Впрочем, Дименштейну практически все равно на свой образ; будет даже лучше, если сосед резонно начнет его опасаться. Безумцев всегда хочется обходить стороной, а Луке обособленное одиночество все еще ближе любых полезных контактов. Даже с такими защитниками слабых, с которыми хоть в портал, хоть на поверхность за лакричными конфетами.
[indent]При всей своей медлительности в четких движениях, Айдара все равно внезапен как закат в новом мире - то ли в виду своей ну реально громоздкой фигуры или из-за перекатывающихся при ходьбе мышц, то ли из-за в целом неожиданных паттернов поведения. Серьезно, он мог бы просто протянуть руку, не вставая, и расстояния для приветственного рукопожатия хватило бы с избытком. Но нет, он поднимается на ноги во весь исполинский рост, наклоняется над Дименштейном горбатой горой и заполняет собой все пространство тесной комнаты. Лука хмурится сильнее прежнего: «Он так демонстрирует, что у него плечи шире или что?», но рукопожатие все-таки не разрывает первым, пусть и с досадой отмечает, что его ладонь в сравнении выглядит практически женской. Ну блеск вообще, доблестный рыцарь и его трепетная принцесса. Роли - огонь, авторке медальку на фикбуке подарить.
[indent]- Себе принеси лучше, - ответная шутка действительно разряжает воздух и Лука снова скалится, смотря на Джо снизу-вверх со взглядом, полным выразительного «Ты мне не друг, поэтому справляйся самостоятельно». Раз уж на него давят прямолинейным добродушием, вразрез идущим с поведением пациентов, к которым Дименштейн привык - смазанным, эмоционально выкручивающим, неопределенным, - то в ответ он будет наглым до зубного скрежета. Как минимум, потому что может себе это позволить. Как максимум, ради призрачной мести администрации. Главная паскуда среди всех здешних паскуд.
[indent]- Типа того, - Дименштейн жмет плечами и, мягко сталкивая уже задремавшего кота со своих коленей, выпутывается из расставленных руками Джо сетей и встает со своей кровати, огибая Айдару по касательной и устраиваясь бедрами на прикроватной тумбочке, тем самым снова увеличивая расстояние между ними. - Поэтому можешь задать себе вопрос на досуге - может, тебя поэтому сюда и определили, мол, ты тоже тяжело все переживаешь? Не думал, что руководство считает тебя латентным психопатом? - смешок выходит крайне мерзотным, но в целом Лука как будто светлеет и становится чуть более живым от собственной исходящей ядом иронии. - Хотя навскидку не могу припомнить твоей медицинской карты в своих архивах.
[indent]Оскорбленный до глубины души ссылкой на пол Серый выдает выразительное «мяу». Лука смотрит на него и делает не менее выразительное «мяу» одними губами, забывая на секунду, что кроме него и кота в этой комнате есть кое-кто еще. Вспоминает тут же. Чертыхается. Запускает пальцы в волосы, которые уже давно не видели расчески барбершопа, и убирает их с лица в лучших традициях рекламы шампуня Жумайсынба.
[indent]- К сожалению, не всем удается помочь в полной мере, - вмиг становится серьезным, потому что заходит на свою территорию - единственную осязаемо-твердую среди разьебанного мира; единственную, в которой чувствует себя комфортно. - Кроме меня есть еще доктор Харт, но, будем откровенны, он тоже переживает происходящее так себе. Постоянно тусуется либо у себя в комнате, либо у Протектора, - Лука недовольно хмыкает и давит желание вспомнить доброе имя коллеги крепким оскорблением. - Большую часть времени я работаю в одиночку. Поэтому в комнате практически не появляюсь, кстати.

[indent]- Значит, один, - Лука ведет плечами и бросает короткий взгляд в сторону, туда, куда десять секунд назад смотрел Айдара. Пытается нащупать в пыльном углу какой-то логичный вывод, острую фразу, способную емко описать все свое отношение к сложившейся ситуации с Эрнестом Хартом. Ищет оправданий ему, ведущему психотерапевту - «ну может у него был слишком туманный бекграунд и тяжелая практика, поэтому сейчас он ведет себя как отшельник». Шершавая стена выразительно смотрит в ответ белесыми трещинами в бетоне - «ага, а у тебя ничего такого нет. И ВИЧ не развивается, и ломка не одолевает перманентно». Лука улыбается собственной шизофрении, давно ли стал с комнатой молчаливые беседы вести? Рядом вообще-то есть человек, который настроен на разговор и вроде как даже не против послушать охуительные истории. Что если не это может стать плацдармом для дальнейшего сотрудничества двух соседей?
[indent]Но Дименштейн молчит. Задумчиво рассматривает свою левую ладонь, опираясь правой о край прикроватной тумбы, вертит кисть в запястье, сгибает и разгибает паучьи лапы - костлявые пальцы с грубыми суставами на фалангах. У Джо рука совершенно другая: широкая, способная огреть до сотрясения в башке легким движением вверх и вперед, с темной кожей на тыльной стороне и светлой внутри. Никакой тебе плавности пианиста или изящности балетного танцора. Айдара - типичный спасатель или что-то вроде того; Луке хочется расспросить его о прошлой жизни, разложив на покрывале неудобной койки все определяющие факты биографии. Где родился, где учился, где пригодился. С кем дружил, кого любил. Кого спасал. А кого - не смог? «Не слишком ли терапевтический подход для первой встречи, Дименштейн?» - внутренний механический пес кусает острыми зубами края расколотого черепа, напоминая, что сейчас он не на работе. От того и вырезанная в цельном камне вежливость, перемешанная с деревянной крошкой отточенной терапии - не то, чем можно обелить свое имя. Лука и так достаточно хуйни наговорил, показав себя если не с паршивой, то далеко с не самой приятной стороны.
[indent]Если бы его конечно, волновало, как он выглядит в глазах других. Особенно будучи не на отведенной руководством службе. Особенно перед такими, как Джо.
[indent]Впрочем, а что такого сделал Джо? Не его вина, что беднягу сослали в снежную Сибирь в гости к ледяному принцу, к которому ни подойти, ни руку протянуть - откусит по локоть издевательским радушием. Демократия в бункере всегда была испытанием на прочность для изнеженных страдальцев типа Дименштейна, которому свой покой на фоне развивающейся болезни был важнее всяких социальных контактов. Вот только сочувствия сейчас больше заслуживает далеко не он, а самый дружелюбный сосед с котом подмышкой.
[indent]Лука думает о том, что скажи он подобные слова приветствия Олегу, то сразу получил бы подарок в виде точечного удара промеж глаз. А потом бы первым остался снаружи, в коридоре, возле закрытой наглухо тяжелой двери. Потому что нехуй выебываться, Дименштейн, не в твоей компетенции выставлять условия для заселения.
[indent]- Прибраться… - Лука хмурится и бегло осматривает комнату по периметру. Действительно, давно ли его святая одинокая обитель стала похожа на свинарник? Разбросанные истории болезней тех, кто не вернулся с вылазок и официально теперь считаются мертвыми. То тут, то там валяются пластиковые бутылки из-под воды и вскрытые наполовину блистеры богом забытых таблеток. Не заправленная кровать, пара свитеров и столько же халатов, один из которых запачкан ни то бензином, ни то человеческой кровью. На дальней полке даже покоится консервная банка, считаемая пепельницей - все-таки Лука старается редко курить прямо в кровати, но если приступ все же случается, то он не может отказать себе в удовольствии просублимировать внутреннее через выпускаемые из легких кольца дыма. Вряд ли с Джо теперь получится провернуть подобное снова. - Я не против, - он хочет добавить «возможно, я даже помогу тебе», но не говорит ничего и в очередной раз жмет плечами.
[indent]- Ты его вообще на волю выпускаешь? Погулять там по коридорам или… Не знаю, - Лука медленно протягивает вперед руку и Серый не заставляет себя ждать - охотно тычется мордой в раскрытые пальцы, позволяет чесать себя по загривку, отирается и еле слышно вибрирует, вот только кошачье мурлыканье тонет в шуме вентиляции. - Я никогда не видел в бункере животных, может, кто-то и держит их у себя в комнате, но к другим не выпускает. А Серый выглядит свободолюбивым.
[indent]Улыбка поддевает плотно сжатые губы и заставляет еще немного раскрыться внутренностям. Дименштейн слой за слоем снимает с себя броню непринятия - в темной комнате как будто становится легче дышать.
[indent]- Извини, что проявил такое резкое гостеприимство, - Лука резко поднимает голову и заглядывает в голубые - похожие на его - глаза напротив. Замечает в них что-то своей терапевтической внимательностью, пытается считать эмоцию, но снова бросает попытку анализировать, потому что под кожей все еще скребет неприятное: «ты не на работе». Где-то следом проскальзывает шепотом мягкое: «расслабься». - Я испытываю определённые трудности с коммуникацией после того, что случилось с миром. Ну, знаешь, когда у тебя на горизонте маячит блестящая карьера, возможность самореализации в любимой сфере, золотое будущее… А потом происходит такое, - он переводит дыхание парой секунд заминки и продолжает. - …Вот это все. Когда внешние обстоятельства отбирают жизнь, которую ты заслуживаешь. Когда тебя бросают в этот карцер без окон и пыльными подушками, суют в руки чьи-то истории болезней, которые тебе нахер неинтересны… Начинаешь слегка нервничать.
[indent]Чем больше Лука говорит, тем больше путается в словах и запинается; хаотичные мысли о его настоящем состоянии совершенно не вяжутся с выверенной системой уверенного мозгоправа, от того и механизм непривычно заедает, покрываясь известью - он слишком не привык говорить о своих переживаниях. Но уверенности в движениях не теряет даже с учетом развивающейся дислексии. Отрывается от тумбы и, выдавливая из себя короткое «подвинься», нагло втискивается на кровать между лестницей кровати и широким торсом Айдары, невольно вжимаясь в него своим костлявым плечом. Поворачивает голову к Джо и прищуривается, медленно, по кошачьи протягивая раскрытую для рукопожатия ладонь.
[indent]- Короче говоря, и правда хуевый сосед тебе попался. Но уж какой есть, - снова выдает широкую улыбку. Ловит себя на мысли, что рядом с Айдарой начал делать это слишком часто. Пора бы завязывать с сантиментами. - Ну что, мир?

Отредактировано Luka Dimenstein (30.08.2021 23:08:15)