День первый…
…очень тяжело дышать и очень непросто начать говорить. Но вступить на этот путь придётся. Проводя исследования других — сначала надо понять себя. Но медлить больше нельзя. Ведь все ‘бы’ остались там в прошлом. Там осталось всё. Все вопросы и несовершённые действия.
Надо было проводить больше времени с Рэйчел. Узнать её, узнать маленькую красивую девушку с улыбкой как у её отца и моим сердцем. Надо было рассказать ей обо всём, чтобы она не повторяла моих ошибок. Возможно стоило полюбить и сына. В конце концов дети не несут ответственность за ошибки отцов. Зачем я пыталась разглядеть в нём Рика и не видела его самого?
Надо было понять и Рика. Распутать этот клубок. Ведь в доминирование над всем миром может жить только неуверенность. Откуда она началась? Я никогда с ним об этом не разговаривала. Я о многом не спросила у него и уже не спрошу. Но с ним есть шанс на другие вопросы и другие ответы. Возможно когда-нибудь…не могу даже написать на бумаге. Это всё ещё невыносимо.
Надо было уехать в Ливерпуль. Остаться там жить. Вернуться к морю. Вернуться домой. Надо было делать, а не существовать придуманной жизнью. Нужно было ловить соленые поцелуи, те что дарованы морем, а на глупыми слезами.
Надо было видеть главное. Да помогать людям — это хорошо. Но я лишь разгадывала загадки, теряя самую важную нить. Я потеряла отца. Его Бог его не спас. Эти Боги нас тоже не спасут. Они только забирают. Они забрали его брата. Я не могу подойти к нему. И опять невыносимо.
Я так много чего не могу. Я так много что упустила. И мне придётся это принять и что-то в себе изменить. Больше не осталось времени на сожаления, споры и обиды. Ведь больше ничего нет. Земля остановилась.
Март 2020

Агнес не знала сколько времени прошло с того момента, как с ними связалась и не связалась дочь. Время словно остановилось. С пониманием дней, часов, времени суток вообще стало сложно. Нужно было выработать какую-то систему.

Она так давно не спала.

Но сейчас больше всего на свете ей нужно было поговорит с Риком. Времени чтобы медлить не осталось. У них всех больше не осталось времени.

Рациональность должна была победить, но сначала последняя слабость — разговор и можно будет всё уравновесить и поддаться контролю. Она ждала когда Рик вернётся к себе, наблюдала издали. Скорее всего он это мог заметить.

Он знал о ней всё. А Агнес — понимала и принимала это. Она даже не пыталась прятать от него свой дневник, а иногда и вовсе оставляла слова переплетенные в предложения только для него. По крайней мере там наверху было так. Там до того как всё изменилось.

Им всем требовалось время чтобы принять свои потери. А где-то сделать так, чтобы этих потерь не было вовсе. После звонка дочери она просила Фрэнка о помощи. Она была уверена что он бы сделал это и без её просьбы. Но она просила.

Теперь здесь он был главным и её не интересовало каким способом Фрэнк достиг этого. Людям бункера повезло с ним. Повезло с таким лидером, даже если они этого не понимали. В этом мнении они с Риком должны были сойтись и возможно на этом с их везением было покончено.

Агнес постучала в дверь комнаты мужа через пятнадцать минут после того, как он в неё зашёл. Она сама не знала почему так медлила, ведь времени действительно больше ни у кого не осталось. На пустые траты, слабости и нерациональное.

И он пустил её, простым словом ‘войдите’. Агнес осталась стоять у входа, касаясь раскрытыми ладонями дверного полотна. Оно было холодным, почти живительным. Странным образом переживания, нервы, бессонница красили её, не так как улыбки. Иначе. В этом была другая эстетика тянущая след к нуарным фильмам. Она была во всём чёрном, от чего казалась только бледнее. Она носила траур.

— Нужно с чего-то начать. Ведь мы оказались именно там, — подняв взгляд на мужа и хмурясь, — Я хочу чтобы ты знал — я всегда была и буду на твоей стороне. Я не могу и не хочу иначе. Но позволь мне хотя бы ещё немного что-то отрицать. Хотя бы ещё чуть-чуть, — она шумно выдохнула и сделала паузу, подбирая слова, которые убегали, хотели быть другими.

— Сначала это было глупостью сказанной на нервах. Ты знаешь — я плохо шучу, — на самом деле это было не совсем правдой, она умела шутить, шутить по-британски с таким же акцентом, но не в состоянии, когда хотелось просто сойти с ума.

— А потом это стало моим отрицанием. Единственным что я могу себе позволить чтобы никому не навредить. Чтобы принять потери. Чтобы их принять — позволь мне делать так ещё немного. Рациональность возьмёт верх, — и она замолчала. Ей хотелось объяснить всё что с ней происходит, хотелось рассказать и очень хотелось коснуться Рика. Он должен был быть тёплым.

Но Агнес продолжила стоять у двери и чувствовать только холод металла. Слова не помогали. Делали всё только хуже.

И Рик произносит вопрос. Очень отрезвляющий вопрос, как холодный душ, как пощёчина в истерику. Похоже ради этого она сюда шла и сколько их ещё будет? Но после этого ей удастся стать собой. Ни больше. Ни меньше.

Агнес глубоко вдохнула и выдохнула, оторвав руки от холодной двери. В ее собственных руках не было тепла и вряд ли на двери остался тёплый след. В привычном жесте она расправила подол чёрного платья. Апокалипсис не повод выглядеть плохо. Бессонница тоже. Это у Агнес всегда получалось само собой. Единственным непривычным были туфли. Вернее их отсутствие. В аморфном очень длинном ‘сегодня ‘ ей не нравилось клацанье каблуков по полу. Это она тоже исправит и вернётся в обычному. А пока она оттолкнулась от двери и сделала шаг.

Шаги к Рику были похожи на шаги в бездну. Но не те от которых несло отчаянием, а очень осознанные шаги. Надо было оставить там контуром на двери свою истерику, сумбур ответов и вопросов, чтобы они растворились, исчезли больше никогда не возвращались. Действительно её слова сегодня не были похожи на неё, в них не было четкости, как она привыкла. Она пыталась донести до Рика то с чем сама не до конца разобралась, то что вводило её в панику. И за всем налетом слов — он не услышал. Или не захотел. Что в сущности было одно и тоже. Она знала его слишком долго, чтобы просто не выдохнуть это. Не было больше времени на обиды и споры, на сказочное желание быть понятым с нескольких слов.

До кровати на которой лежал муж было несколько шагов. И она их сделала. Очень мягко с шуршанием чёрного платья. Она их сделала и села рядом на самый край кровати рядом с ним. Её бок соприкоснулся с Риком. Ей надо было быть ближе, чтобы ответить, а возможно для того, что за этим ответом последует. Холодный душ станет ледяным. Дышать у Агнес снова получалось. Значит всё было правильно.

— Я не знаю, Рик. За столько лет я не успела узнать нашу дочь, чтобы ответить на этот вопрос, — и это было правдой и неправдой одновременно. Агнес действительно принимала на себя свою вину и была права — она была не слишком хорошей матерью. Но одновременно её аналитический ум делал вполне конкретные выводы. Девочка была очень похожа на неё, не внешне — а поступками. И сейчас где-то внутри себя Агнес молилась вселенной в которую верила больше чем в Богов, молилась чтобы в их девочке было больше от Ричарда. Не только улыбка, но и то, что помогло бы ей выжить.

В этом Рик был лучше её. Он никогда не давал себя в обиду. Он был тем кто обижал. И желание коснуться его росло с каждой секундой, но она не шевелилась и просто смотрела на знакомые черты лица, только вблизи понимая что ей не удалось разглядеть многое. Это было почти забавно, ведь издали она видела лучше, но какие-то вещи продолжали открываться только на очень близком расстоянии. Но коснуться всё ещё хотелось. Как оголенного провода.

— Я всё ещё твоя… жена, — делая паузу перед последним словом, делая ощутимую паузу.

Её силой всегда был разум. Эмоции не были лучшей частью Агнес. По крайней мере те, что она могла передавать словами вслух. Причин на то было много. Во-первых, она была такой какой была. Во-вторых, она действительно была англичанкой, а её отец был верующим. В-третьих, по сути своей Агнес привыкла полагаться на факты, на то что было понятно. Эмоции и чувства не были такими вещами. Но вопреки этому всему в письмах и в своём дневнике она умела выражаться тонко и чувствовать, осознавать. Письмо позволяло ей медленно, задумчиво углубляться в сложные глубины сознания и подсознания, вытаскивая наружу то, что она прятала. А прятала она больше, чем сама представляла.

Такая тактика совершенно не помогала ей с детьми. Дети хотели чувств и эмоций, хотели здесь и сейчас, хотели понимания и любви которая будет на показ, любви которая не будет скрыта, хотели нежности. Агнес проявляла её как умела, но этого было недостаточно. Дочери не слишком нравились её записки и она прекратила пытаться достучаться до её мира так, оставаясь лишь наблюдателем, надеясь что она не слишком испортила жизнь Рэйчел. Она не знала о многом, ни об этом Бобби в том числе. Хотя в подобном вопросе её реакция была бы близка к реакции мужа. Советы советами, но держать дочь от всех этих субъектов хотелось подальше. Дочь была очень красива и это накладывало свой отпечаток.

Как накладывали свой отпечаток и слова Ричарда. Губы Агнес дрогнули. Это не было ни улыбкой, ни чем-то противоположным, просто край её рта дрогнул, показывая напряжение. А ей ведь казалось что всё осталось там у двери. Значит там тёплым отпечатком было далеко не всё. Или это взгляд мужа влиял на неё так. Своего взгляда от него она не отводила. Не хотела. Не могла.

Тем более сейчас. Ричард стал ближе, а от его руки на собственной шее почти мутило. Она чувствовала свою слабость. Так бывало только с ним и разум не имел над происходящим никакой силы, тем более в том состоянии в котором она была. Его слова были электрическим током, в этом не было ничего нового и если для него побег Агнес был с предлогом ‘от’, то для неё предлог был другим, ведь она бежала к чему-то.

— Не помогает отрицать. Не хочу так. Это неразумно, нерационально, — действительно это было так. Отрицание привело Агнес только к срыву и ничем собственно не помогло. В этом не было смысла и признавать свои ошибки она умела и сейчас признавала её. Очередную. Признавала повернув голову к его руке, коснувшись губами его запястья. Пускай через ткань рубашки — это было не так важно.

И вопрос застал её почти врасплох. Но только почти. Она знала ответ на этот вопрос. Они все знали ответ на подобные вопросы. Этот ответ был глобален и всеобъемлющ. Но они были не в силах изменить то, что уже произошло.

— Не считая того, что мы не можем изменить сейчас…, — она подумала о дочери и том как сильно хотела её увидеть. Так было с ней второй раз в жизни, её любовь к детям просыпалась только после того, как она их теряла, — я очень хочу спать, — и это было больше чем правдой. Силы Агнес были на исходе и муж знал это лучше чем другие. Тогда после потери ребёнка Агнес не плакала, не высказывала лишних эмоций, но довела себя до такого состояния, что её пришлось заставлять спать чуть ли не силой.

— А ты… чего ты хочешь, Рик?, — переведя взгляд снова на его лицо.